Художественно-публицистическое повествование "Дед" посвящено выдающемуся хозяйственному руководителю, директору рисосовхоза "Красноармейский" (ныне РГПЗ "Красноармейский" им. А. И. Майстренко) Герою Социалистического Труда, Лауреату Государственной премии СССР Алексею Исаевичу Майстренко.

В книге приводятся воспоминания близких директора крупнейшего в России совхоза, его размышления и размышления о нем, талантливом руководителе, душевном человеке. Книга издается к столетию А. И. Майстренко. Но повествование выходит за рамки обычных, "юбилейных" изданий, в ней показана широта народной натуры могучего человека.

Юмор, розыгрыш, шутка - все это было в характере "Деда Майстренко", всё это, как солью, пересыпало энергичный характер неутомимого труженика.

Николай Ивеншев

ДЕД

(художественно-публицистическое повествование)

Оглавление:

1. "О!"

2. "Миллионер"

3. Перепелки для Кулика

4. Вопреки

5. "Проскакал на розовом коне"

6. Рисовый риск

7. Сказки Красного леса

8. Уроки человечности

9. Мраморные ступеньки

10. Земляки.

11. "Сибирячка"

12. "По дону гуляет..."

13. Орел степной, казак лихой"

14. Ход конём

15. Калиновские

16. Душа - Дуся

17. Алексей Теплый

18. Налить за Воротникова!

19. На войну Суслов не пустил

20. Лозина в аптечной упаковке

21. Русский негр

22. Овен

23. Киев с детективным уклоном

24. Артем

25. Не Обломовка

26. "По волнам памяти"

ГЛАВА 15. КАЛИНОВСКИЕ

Слово "человечность" придумал русский историк Николай Михайлович Карамзин. А вот слово "интеллигент" существует только в русском словаре. Нигде за границей этого понятия нет. Нет то нет, да иногда встречаешься у нас на Руси не только со словом, но и с самыми настоящими интеллигентами. А уж если присовокупить к этому и эпитет "сельские", то получится, вообще, здорово. Получится, что и на краю земли, в Тмутаракани, блестит алмазная звезда. И " человечность" жива, тепла, дышит.

Сразу, когда я зашел в этот чистый дом с книжными стеллажами в коридоре, понял - здесь живут "сельские интеллигенты". Не из-за книжек, нет, из-за обхождения. Природный такт, вот что чувствовалось в общении.

Виктор Андреевич, узнав, что я пришел к племяннице Алексея Исаевича, посадив меня за письменный стол, тут же удалился. Сказал: "Побеседуете, тогда позовете".

А Валентина Ивановна, племянница Деда, учительница истории - пенсионерка, сразу поняла, что мне нужно, какие слова нужны, и о каких коренных, жизненных случаях рассказывать. У нее тихий голос, совсем не вяжущийся с рокотом Деда Майстренко.

Я задал странный вопрос. Бывает ли она в школе. Вопрос, теперь я уже понял, не тактичный. Она сразу простила мне его:

"Да, нет, что вы?.. У школы - свои заботы. Еще её и старые учителя будут обременять. Я не такая. Зачем? У меня старая школа внутри сидит"

Мать Валентины Ивановны работала на конезаводе. Муж её, отец Валентины Ивановны, погиб во время Великой Отечественной войны.

Молодая девушка закончила пединститут на Донбассе. Там вышла замуж за Виктора. Он тогда работал на конезаводе. Перспектив там не было никаких. Обратились за помощью к дяде, Алексею Исаевичу. Он ответил: "Приезжайте, золотых яблок и серебряных кренделей не обещаю, но трудоустрою, как всех".

Виктор Андреевич стал работать ветврачом на животноводческой ферме, а я - учительницей в школе № 33, историю вела. Потом, опять историком, в восьмилетке - в поселке Мирном. А уж в последние десятилетия - на центральной усадьбе, в средней школе № 5.

- А помогал ли вам дядюшка? - Опять я нетактичен. Приходится.

- В народе шутят: "Он женился на работе!" Таков был Алексей Исаевич. Помогал только морально, советом. Посоветовал вот начать строить дом. Но я немного хитрю, ведь выделял стройбригаду, они здесь топорами да молотками стучали.

"Но он всем выделял бригаду", - удивляется своим словам Валентина Ивановна.

- Я ведь, знаете, еще и с бабушкой жила, то есть с мамой Алексея Исаевича. Её привезли с Украины к нам. Дядя заезжал, спрашивал у Неонилы Семеновны: " Не обижают?".

Бабушка, повязанная в белый, аккуратный платочек, отвечала все время одно и то же: "Кто же меня обидит? Ты бы, Лексей, меня опять домой отвез. Тоскую я".

Но это уж общая печаль всех бабушек, оторванных от родного, насиженного места. Помести её в королевский замок, а будет рваться в лубяную избушку.

Видно, в этом тихом доме мне придется быть неловким. А куда денешься, ведь много неясного. Вот в одной брошюрке прочитал, что во время войны, когда умерла первая жена Алексея Исаевича, четверых сыновей разобрали по разным детским домам. А потом новая, молодая жена Майстренко, Евдокия, ездила собирала детей. Сентиментальная чушь в стиле современных мыльных опер. Говорю об этом Валентине Ивановне. Она смеётся:

- Конечно чепуха! Первая жена Майстренко, Липа, с Украины. Она умерла в эвакуации, заболела дизентерией, жестокой дизентерией и умерла. Ну, а Алексей Исаевич скот тогда перегонял со Ставрополья - в Азербайджан. Там в этом обозе и Дуся находилась. Были ли у ней какие-то отношения с Алексеем Исаевичем, не знаю. И зачем это теперь, ворошить старое бельё? Все же, всё же молоденькая, девятнадцатилетняя девушка пошла на подвиг. Стать матерью, хоть и приёмной, четырех подростков. Ведь сыновья Майстренко - почти её ровесники. Как с ними обращаться?! Любовь все преодолеет. Любила Алексея Исаевича, конечно.

У Евдокии Федоровны, вообще, был твердый характер. Я с ней работала, знаю. Строга! Но оправданно строга, ведь все ребята получили образование, выбились, как раньше говорили, в люди!

Валентина Ивановна вздохнула. И этот вздох, видно, услышал её муж, столько лет вместе, срослись. Он явился из соседней комнаты, подсел к нашему столу и рассказал историю о том, что особенно спуска не давал Дед родным. Родным Алексею Исаевичу быть не выгодно. На совхозной планерке однажды Майстренко так отчитал главного ветеринара за нечистую огородную делянку, что до сих пор лицо горит. Стыдно стало. Правда, потом огород был вылизан до последней, крохотной травинки.

Тихая, скромная семья. Калиновские. Живут двое. Увы, детей нет, тужат об этом. "Каждая семья несчастна по-своему", - написал сто с лишнем лет назад сельский интеллигент Лев Толстой. Но несчастна ли семья Калиновских? Столько добра вместил Бог в души Виктора Андреевича и Валентины Ивановны! О ветеринарах говорят: "Врачи лечат человека, ветеринары человечество!" Вот человечество, человечность он и лечил всю жизнь. А Валентина Ивановна - скольким детям она рассказала о нашей родине! Это тоже подвиг доброй души.

И пакетик с румяными яблоками, поданный мне её заботливыми руками, разве это не показатель сердечной щедрости?

Нет, не пуст и не холоден дом Калиновских. Полон, тепел!

А сам Виктор Андреевич совсем молодо, по-залихвастски ездит на своих "Жигулях". Мы с шофером Сережей еле-еле догнали его на "Москвиче", чуть не ускользнул ветеринарный врач.

ГЛАВА 16. ДУША - ДУСЯ

В "Малой Третьяковке" поселка Октябрьского есть писанный маслом портрет жены директора Евдокии Федоровны Майстренко. Не могу понять позировала ли заслуженная учительница художнику или он рисовал её с фотографического снимка. Одно ясно, портрет современный, экспериментаторский, потому что отсутствует перспектива. И всё изображение подано в "плоском" ключе. Фас. Открытое, да, ясное, строговатое лицо, маленький глобус сбоку, подчеркивающий её связь с географией. В школе этих учителей зовут гео-Графинями. И географию, как правило, любят. Особенно раннюю, когда на уроке можно играть, угадывая столицы стран, а не экономическую, сухую, где надо знать, сколько меди имеет латиноамериканская страна Чили.

Что ни говорите, а профессия накладывает свой отпечаток. Если музыкальная школа у Н. В. Сергиенко имеет форму баяна, то характер Евдокии Федоровны Майстренко состоял из двух частей. Она была строга и суха, как экономическая география и душевна, как физическая, в которой путешествия Кука, Грумм - Гржимайло, Пржевальского, Семена Дежнева, мифическая "Земля Санникова". Все же она была романтичной. И выносливой. И однолюбкой.

Она хотела из любимого человека сделать идеал. И стремилась к этому. Евдокия Федоровна исправляла грамматические ошибки в "записках" Деда, учила его, пожилого уже человека "Жи - ши" писать через "И". Только как всё это получалось, ведь кто, как ни она знала "крутой" нрав своего Алексея. Каким словом она останавливала " чудеса" нестандартного человека, его матерок, его (было и это) неистребимую тягу к прекрасному полу.

- Алексей Исаевич знал всю прессу. О чем пишут газеты "Правда", "Известия", районная, "Комсомолка". Часто своими знаниями приводил в замешательство специалистов, - рассказывает его племянница Валентина Ивановна Калиновская, - а весь секрет в том, что жена его, Евдокия Федоровна, успевала прочитать все газеты. И поздно вечером, когда муж возвращался с работы она пересказывала ему самое значительное. Не пересказывала, так говорила, какую статью нужно прочесть.

Поражаешься, сколько энергии у нее было! "Она ведь и ухаживала за своим Алексеем, как за маленьким, - рассказывает жительница Октябрьского, портниха Ольга Беседкина, - у Деда было 50 костюмов всяких тонов и расцветок. Фирменные и специально шитые на его нестандартную фигуру. У Деда было сто рубашек. И он приезжал весь в мыле, особенно летом, переодевал то одну рубашку, то другую. Менял рубахи три раза за день. Прачки, естественно, в доме не было.

Дед на бытовое, своё, мало внимания обращал. Я ему даже слесаря посылала, что бы тот отремонтировал водонагревательный котел. А то ведь Алексей Исаевич холодной водой мылся. Некогда заниматься своим благоустройством. Все - в совхозе.

Евдокия Федоровна сгоревшие лампочки сама выкручивала, сама вставляла новые.

Кроме школы, дома, был еще и огород. Это - на месте сегодняшнего Дома культуры. Мало кто хотел соседствовать с учительницей Майстренко, потому что на огороде все было чисто, прополото, прорежено, подвязано, удобрено.

Жена парторга В. Е. Мондина Лидия Алексеевна Мондина рассказала, что особой гордостью у Евдокии Федоровна были большущие, пунцовые помидоры, неизвестного сорта! Всеобщая зависть. И Евдокия Федоровна раздавала семена этих помидор. Но на чужих огородах эти помидоры вырождались, не были столь вкусны и красивы. " У Деда было пятьдесят костюмов, а вот Евдокия Федоровна почему-то ходила в одном, коричневого цвета, кримпленовом платье".

Наверное, было не до себя. Это понятно, когда всю жизнь отдаешь любимому человеку.

Величественное имя Евдокия, а уменьшительно- ласкательное - Дуня, Дуся, рядом с этим словом - только Душа.

Поздно вечером Алексей Исаевич приводил к себе домой гостей. И разыгрывал комедию, в которой принимала участие его суровая с виду жена.

- Ну, что, Дуся, - с порога кричал Дед, - опять один борщ! Как ты меня замучила вчерашним борщом!

Дуся выходила, в цветастом халатике, всплескивала ладонями: "Опять не один, не знала что гости!"

Гости смущенно перетаптывались. Дед вызывал их в специальную комнату. В ней он собрал подарки, которые ему по разным случаям вручали. Значительные презенты он сдавал в галерею.

Гости рассматривали грузинские рога для вина, латышские янтарные цепочки, но недолго.

Евдокия Федоровна приглашала гостей в столовую. Там был широко, по-русски накрыт стол. Конечно же, с ухой, с сазанчиками - шаранчиками, с салатами всевозможных наименований. Всё это - заготовки Евдокии Федоровны. В холодильнике кое - что стояло, в подвале - тоже. Но вот даже сын, Алексей, сын Евдокии Федоровны, не знал, как мать умудрялась показывать гостям фокус с ужином. Ни у Акопяна, ни у Игоря Кио - этого бы не получилось.

Впрочем, все знают, почему у Евдокии Федоровны было сто рук. Она любила своего угловатого, неуклюжего дома Алексея. Вот и весь фокус.

Алексей Исаевич - был делом её жизни, география, уроки, диковинные помидоры, ужины с гостями, стирка-глажка, сто рубашек, газеты, исправление грамматических ошибок...

Через год, после того как Деда не стало, Евдокия Федоровна тихо умерла, потому что не было его, географии, ужина с гостями, даже диковинных томатов.

ГЛАВА 17. АЛЕКСЕЙ ТЕПЛЫЙ

В народе говорят: "Алексей -божий человек". Всё - точно. И Майстренко родился на Алексея Теплого по крестьянскому календарю. И опять всё совпало.

- С горем и радостью к нему все десять отделений ходили, - утверждает бывшая заведующая совхозной столовой Антонида Федоровна Жендоренко.

Как старый царский солдат прослужила она Алексею Батюшке двадцать пять лет. А когда тот подыскал ей лучшее место работы - хозяйкой в стардоме, отказалась.

- Буду уж здесь дорабатывать, в столовой.

До приезда в поселок Октябрьской работала она в Сибири швеёй, потом заряжала аккумуляторы для шахтерских лампочек. А приехала в совхоз, устроилась дежурной в гостиницу.

Однажды приехала в "Красноармейский" американская делегация. Кормить их надо, угощать. А как назло все повара да официантки заболели. Тогда сам Алексей Исаевич нашелся, говорит: "А эту вот, с родинкой, срочно официанткой, будет буржуев обслуживать".

У меня душа - в пятки: " Я шампанское не умею открывать, хлопнусь оземь с подносом".

Но не хлопнулось, и пробка от шампанского ловко выскочила, стрельнула, но никого не облила, и содержимое я тут же в бокалы вылила.

Потом Алексей Исаевич говорит: "Ты, Тоня, будешь в пожарной команде работать". Я не понимаю. А директор поясняет: "Шампанское дюже красиво открываешь, пены много, огонь тушить можно". Хитрый, на язык острый. Я поняла, что работать в "пожарной команде", значит, всегда быть готовой к встрече гостей.

Я перешла в столовую, незаметно стала её заведующей. Само собой, и огнетушители - бутылки с шампанским да коньяком надо держать наготове и прочий пожарный инвентарь - в холодильнике.

Майстренко говорил, чтобы у меня закуски было 22 наименования. Половина из них - чисто кубанское. Пирожки с выжаркой обожал. Яйца жареные, яйца всмятку, яйца под соусом - непременно в холодильнике.

Вместе со мной в "пожарке" служили Тамара Николаевна Стенько, Заяц Таня, Пустовая Таня.

А каких только гостей мы не встречали! Просто целый фотоальбом можно составить из гостей. Был Николай Иванович Рыжков, председатель Совета Министров СССР, с женой. Был министр из Белоруссии Мацкевич, Золотухин, Медунов - краевой партийный секретарь. И знаменитый танцор Махмуд Эсамбаев.

Танцор худенький, ужас! Ему место между стульчиками оставили, с наперсток величиной. А он на одной ножке так танцевал, что все про угощение забыли, только вскакивали, радовались да кричали "Браво!"

И балерина у нас была...Кажется, Плисецкая её фамилия, с детьми, с маленькими танцорками...

Эх, тут то все и веселились, и раскрывались. Всякое было, но я язык всегда за зубами держала. Сам-то Алексей Исаевич водки почти не пил, особенно последнее время. У нас с ним тайна одна была!..

- Сам то не пил, - прерываю я Антониду Федоровну, - но поговорка была.

Я напомнил поговорку, о которой говорил редактор районной газеты "Голос правды" Валерий Гаврилович Литвинов. К слову, В. Г. Литвинов дружил с Дедом, как может дружить младший со старшим.

Так вот, о поговорке. Майстренко часто говаривал: "Кто водку не пьет, аль бо больной, аль бо - падлюка".

Ну, кто хочет себя выставить в этих двух качествах?!

- А тайна - вот какая, - продолжает завстоловой, - я на кухне немножко надрывала водочную этикетку. А в бутылку наливала отстойной, без пузыриков, минералки. Дед эту бутылку возле себя держал. А мне говорил: "Подвыпившего человека всегда можно на что-нибудь полезное уговорить. Не всех, но водка с хорошей закуской тоже помощник для совхозных.

Попадались и люди совершенно непьющие, космонавты, шахматист, чемпион Мира Анатолий Карпов.

"Он тихонечко сидел, - рассказывает Антонида Федоровна, - Голос у него жиденький, взгляд цепкий". Сидел, кушал, как все.

А потом всем захотелось в бильярд поиграть. Алексей Исаевич с кием дружил. Обыгрывал многих в два счета. И тут тоже с шахматистом связался. Голос тоненький, шахматные пешки переставляет. Такого обыграть - раз плюнуть.

И Дед взмахнул кием, мол, смотрите, люди добрые - сейчас мы эту мировую знаменитость! Ударил, шары разлетелись - какой-то в лузу прыгнул. Очередь до Карпова дошла. Он целился так, что глаза у него тоненькими щелками стали, потом щелкнул по шару. И шар этот чудесным образом щелкнул другие, которые врассыпную полетели по углам, и там попадали.

Дед вначале не понял, а потом уважительно взглянул на Анатолия Карпова. Дед умел терпеть поражение. Положил кий на полочку, посвистел немного по своему обычаю: "Ну, тут нам делать нечего. За это да не выпить". И враскачку отправился к столу, пить свой нарзан.

А тут я ему еще отварной рыбки положила. Он уже болел, жареного желудок не принимал, так я ему специально мяконькой рыбки приготовлю, подвину тарелку: "Угощайтесь, Алексей Исаевич!" Напраслину на него возводят: "Алексей Грозный, Алексей Грозный. Как Царь с тяжелым посохом"

Ничего такого. Он был Алексеем Теплым.

ГЛАВА 18. " НАЛИТЬ ЗА ВОРОТНИКОВА"

В Красноармейский район приехал "на редакторство" районной газетой Валерий Литвинов.

А, как говорится, журналистов хоть власти любят, но не любят. Как это? Сами понимаете.

В райкоме партии покачали головами, вроде того, "хороший ты парень, и образование у тебя московское, но иди - ко ты в люди". Почти по Максиму Горькому.

А конкретно сказали так: "Работай пока, возглавляй коллектив, газету свою рисуй, но жить пока будешь в редакции, там, по слухам, довоенный диванчик есть, мягкий, пружинный".

Новый редактор плечами пожал, а улыбку состроить никак не смог, потому как не мог он семью уместить на пружинном, антикварном диване.

Тогда ему посоветовали устроиться пока в гостиницу, к Деду - в рисосовхоз.

О Деде у Литвинова самые смутные сведения. Рассказывали, что работал в Староминском районе, грозный - жуть!

На всякий случай молодой журналист черкнул имя-отчество Майстренко в записной книжке.

Приехал в контору рисосовхоза. К директорской секретарше. Так и так, хотел бы познакомиться и...кхм...насчет жилья.

Секретарша исчезла за дверью кабинета своего шефа. Вернулась мигом, кивком приглашая войти. И ни слова, только этот жест.

Редактор районки смело ступил через порог. Только два героических шага было сделано. Или три?!

Литвинов огляделся - кругом сидели люди с серьезными и, как ему показалось, испытывающими физиономиями.

"Вот это - кворум! Весь совхоз что ли здесь собрался? - Оробел редактор. И тут же тихо произнес: "Литвинов."

Долетел ли его голос до широкого директорского стола? Только Алексей Исаевич обвел всех глазами и совершенно серьезным голосом заявил: "Познакомьтесь, товарищи, это наш редактор, пять раз женат. Дети по всему Союзу раскиданы! "

Тут Валерий Литвинов почувствовал между лопаток ледяной озноб и полностью потерял память. Он лихорадочно соображал, как звать этого несправедливого человека, грубияна, шутника. Куда - то подевалась записная книжка. Сунулся в карман, она оттуда выпрыгнула на пол. Пока поднимал, собрался, и ответ пришел сам собой:

-Ошибаетесь, товарищ директор!

- Я ошибаюсь? - С усмешкой взглянул на него Майстренко.

- Вы ошибаетесь. Я женат...Женат я семь раз!

Хохот бился о стены и окна. И этот хохот специалистов хозяйства, агрономов, зоотехников, как ни странно успокоил. На него глядели добродушные, милые лица.

Валерия Литвинова поселили в гостинице. А еще через три дня, вечером, он встретился с женой Алексея Исаевича. Это Майстренко попросил её занять гостя, чтобы не скучно ему было. И, вообще, познавательно. Журналист ведь.

Евдокия Федоровна показывала Литвинову вечерний поселок. Была осень, пахло прелой листвой. Потом они нашли Деда: "Ну, как понравилось у нас? - Спросил Майстренко.

Конечно, все здорово.

С тех пор они подружились.

И какие бы заезжие журналистские делегации не ехали в рисосовхоз, редактор непременно был там. Особенно, если эти гости зарубежные.

"Всё случалось, всякие профессиональные споры, но почему-то казусы вспоминаются, - рассказывает Валерий Гаврилович Литвинов, - Дед ведь был широким человеком, как припечатает словцом, так хоть стой - хоть падай. И словами забористыми не брезговал. Но ему эта соль шла, личила, как в народе говорят.

Вот приехали в рисосовхоз два немца. Фриц?.. Ганс?.. Уже не помню, кого как звали. Один большую газету возглавлял, другой - журнал. После обширной экскурсии по хозяйству, как у нормальных людей водится, обед. Время горбачевское, антиалкогольное.

"Никакой выпивки! - заявляет Дед.

На столах - белые бутылки, кумыс. А еды много, всякой, вкусной.

Немцы на бутылки смотрят, потом - на фужеры: что это такое шипит и пенится?

Алексей Исаевич объясняет через переводчика: "Пить это нельзя, потому что сразу к женщине побежите. "Найн, найн -кумыс!"

"Ия, ия, кумыс, - улыбаются гости и протягивают руки к напитку. Запретный плод сладок.

"Плод" оказался кисленьким, приятным. Один из немцев - Ганс или Фриц - выпив, замирал. Казалось, к себе прислушивается.

Наконец он выпалил: "Никуда не тянет"

Дед, узнав об этом заявлении, хитро сощурился: "Э-э-э! Знать вы такие б-ны, раз не тянет. К кумысу еще мужик хороший должен быть прицеплен!"

Как перевел непечатное слово толмач - неизвестно. И как он свел обидное к безобидной шутке - тоже непонятно.

Все загрохотали. Кумыс больше веселил. А потом Ганс и Фриц присылали мне поздравительные открытки, непременно подписываясь в конце "Б-ны".

Краснодарским краем правил первый секретарь крайкома партии Виталий Иванович Воротников. Он должен был ехать в Югославию. А до этого принимал югославских журналистов. Поговорил, отправил их в рисосовхоз, удивить. Меня, "сектор печати", вдогонку посылает с указанием: "Попроси Алексея Исаевича, чтобы как следует напоил "другарей." До какой степени журналистов поят?.. Вот-вот, в промокашку"

Опять экскурсия, потом - стол. Его организовали в маленьком домике, в лесу. Тут - уют, тихо работает кондиционер. Водка, закуска.

Алексей Исаевич уже нисколько не употреблял, минералку только прихлебывал. А я - чуть-чуть, граммулю. Чтобы напоить, надо ведь быть трезвым.

Это сейчас резделились - сербы, хорваты, боснийцы, македонцы, а тогда - югославы, свои.

Югославы оказались крепкими.

- Ну, что, - восклицал Дед Майстренко, - Нальем за воротник?!

- За Воротникова, добре- добре, - по - славянски отвечали гости.

- За воротник?

- Добре - добре!

Бутылку, другую, третью - и ни в одном глазу. Это были какие-то югославские Андреи Соколовы из рассказа Шолохова "Судьба человека"

А утром я уныло рапортовал в крайком: "С заданием не справился, не напоили"

Что ж, хорошо хоть за это выговор не влепили.

А все же интересно, при встрече в Белграде так же они угощали Краснодарского секретаря Виталия Ивановича Воротникова? "Добре-добре. За воротник!"

Может ведь обидиться.

Сие неизвестно.

ГЛАВА 19. НА ВОЙНУ СУСЛОВ НЕ ПУСТИЛ

"Конечно, отец рвался на войну. Не в его характере отсиживаться. И он всякими путями стремился пробиться на фронт, - рассказывает сын директора Майстренко Анатолий Александрович Майстренко, - слухи о ретивом председателе племсовхоза дошли до первого секретаря Ставропольского обкома М. А. Суслова, который впоследствии стал вторым лицом в государстве.

Михаил Андреевич вызвал его к себе. И сухим, бесцветным голосом рассказал отцу о том, что он - одна жизнь, а спасение совхоза - тысячи жизней. Если партия прикажет, ты можешь отдать эту свою жизнь, а вот как с теми тысячами быть?.. Горячиться и доказывать что - либо здесь было бесполезно. И отец повел обоз из Петровского района Ставропольского края в сторону Баку. Там было безопаснее. А здесь - вот-вот должны быть немцы. Обоз - коровы, огромные отары овец, телеги с кормом, бочки с водой, люди, женщины и дети в основном. Это было труднее, чем на фронте. Прав оказался Суслов...И здесь умерла моя мама".

Анатолий Алексеевич - единственный из сынов, который живет в поселке Октябрьском. Здесь работал в стройбригаде, отличался большой сметкой в строительном деле. Пожалуй, так оперативно сделать проект какого-нибудь объекта вместе с необходимыми документами никто не мог. Наверное, это врожденное. Гены. Ведь его отец-самоучка тоже без лекал ногтем вычертил красавец-поселок. Может быть, поэтому Анатолий Алексеевич и помнит картинку из детства, которая никогда не стирается. Он был тогда одиннадцатилетним мальчиком. Жили в Костромской области. Не богато, естественно. В той же комнате, где он спал, стоял стол. Анатолий - в постель, а отец - за чертежи, шуршит плотной бумагой. Проснется среди ночи, лампочка книжкой загорожена, и опять - спина отца, лямки майки. До утра отец не спал, над чертежами кумекал. А утром, как умоется, так посвистывает - словно спал всю ночь, такой бодрый, веселый.

- Пап, - спрашивает Анатолий, - что это ты там всю ночь рисовал?

- Да вот, царский дворец для коровы.

- Для "Послушницы"

- Для неё и её подружек.

- Они что в нем танцевать будут?

- Еще как, гопак с полькой.

"С отцом было интересно, только мало мы его видели, - вздыхает Анатолий Алексеевич, - А как все мы стали взрослыми, так совсем по-другому стал относиться. Он, мне кажется, с родных-то, с сыновей больше спрашивал, чем лаской их одарял. Я уже работал в стройчасти. И надо мне было подлечиться в санатории, пошел к врачу Лебедеву путевку подписывать. Он не хочет, говорит: "Не те показания, по которым тебе надо ехать в эти самые Саки". Ну, я изловчился, в районе мне за пять минут лечебное предписание выдали, сопроводиловку к путевке. Не успел я в поселок приехать, к отцу вызывают в кабинет. Он за столом сидит, телефонные трубки перебирает, то в одну - кричит, то в другую - воркует. К каждой трубке - свой подход. Сижу на стуле, а он на меня - ноль внимания, потом оторвался от разговоров: "Ты чего пришел? Кушать хочешь?.. Может тебе свининки выписать?"

Я есть не хотел, и свининка мне была ни к чему. Я знал, что это начало разговора. Потом отец говорил почти не прерываясь. Говорил, что я самый близкий человек, за мной следят, как я ступлю, что сделаю - за всем следят, потому, что я - сын директора. И если я буду ловчить, то вся эта грязь выльется на него. "Ты этого хочешь?" Я этого не хотел так же, как и свинины...Вообще этот разговор запомнился мне на всю жизнь.

Материально-то отец и не помогал, ну, вот построиться разве что, строителей выписывал, но я плечо его чувствовал, дух его чуял, пока отец жил, рядом, здесь, в Октябрьском, я жил по другому. Просто ничего не боялся. Отец ведь весь в броне...

Но вот и мальчишки мои появились, любознательные оба и способные. Первый, Анатолий, ракетное училище закончил, майор уже. Второй - в честь деда -Алексей. Он сейчас здесь, пчелами занимается, вот попробуйте медку".

Мы пьем чай с душистым медом.

Я уже знаю, что не так давно здесь работала съемочная группа телевидения. Известная кубанская тележурналистка Наталья Бердникова. Анатолий Алексеевич вместе с женой - хлебосолы, стол накрыли. Это по-майстренковски. Телевизионщики снимали все. Его. Жену. Поселок. Камыш у каналов. Коней. Рыбаков. Деда-казака. Снимали, угощались.

И, говорят, передача вышла красивая, правильная, воспитательная.

Но Анатолий Алексеевич Майстренко её не смотрел. Я сказал, что видеозапись есть у Натальи Белой, заведующей галереей, и у Гриши Завгороднего, директора конноспортивной школы. Но сын директора воспринял мои слова пассивно. Я догадываюсь почему. Он не хочет, чтобы ему кто- то навязывал свое мнение об отце. У Анатолия Алексеевича есть свое, которое он не хочет искажать. Пусть фильм снят сверхталантливо, но тот фильм, который иногда крутится в памяти, намного точнее. А в этом фильме Алексей Исаевич вовсе не Дед, а - молодой с блестящими глазами, обернется - мигнет: "Царский дворец для "Му - Му-у-у!"

ГЛАВА 20. ЛОЗИНА В АПТЕЧНОЙ УПАКОВКЕ

В станицу Красноармейскую Раиса Семеновна Петрова приехала уже с мужем. А вышла замуж она совершенно внезапно. Они, как тогда говорили, "дружили" с Григорием. И чувствовалось, что Григорию нравилась, нравилась она.

Просто донимал: "Вот закончишь институт, и ты улетишь, как птичка. Выходи за меня!"

"Я и есть птичка, - отвечала Рая, - Упорхну!...Но...вот если сдам экзамены на "пятерки", тогда приземлюсь"

Гриша ждал конца последнего экзамена. Девушка грустно вышла из аудитории. В руках - зачетка дрожит.

- Всё, - Вздохнула студентка, - Окончательно..."

- Что окончательно, - испугался Григорий.

- Окольцевал!

Он вырвал из рук зачетную книжку и затанцевал рядом.

В станице Красноармейской почти сразу, как институтскую отличницу, поставили Раису Семеновну заведующей районной аптекой.

Алексей Исаевич Майстренко строил больницу в поселке Октябрьском. На этой почве и подружились. Вначале эта почва была материальной. Раисе Семеновне надо было и свою фармакологическую базу строить и аптечку в участковой больнице. А Майстренко, тому тоже - лекарства для тружеников. Заболела Герой Соцтруда доярка Гвозденко - найди дефицит, прихворнул шофер грузовика - опять лекарства нужны. Да, вот еще марля для дойки.

Петровой приходилось выходить на самое свое высшее руководство. "Для кого марля?". "Для Деда Майстренко", "Зачем ему столько?" "Для коров!", "А!"

Короче говоря, принцип: "Ты - мне, я - тебе!" работал. Но правило это было не частнособственническое. Этот "блат" необходим был для людей.

Построились и там, и сям. Помогли друг другу. И подружились по настоящему.

Отдыхала Раиса Семеновна вместе с мужем Григорием Трофимовичем в Сочи. Зашли в магазин, видят - знакомый, Майстренко ни с кем не спутаешь. Обхватила она его глаза ладонями: "Угадайте, кто?"

- Так- так, из наших краев. Но не из поселка, не из совхоза...

Пальцы тонкие. Теплые...Раи..

-Са Семеновна!

"Тут же Майстренко затолкал нас в машину, - продолжает вспоминать Раиса Семеновна Петрова, - И повез к себе угощать самыми дорогими в городе Сочи помидорами. Пять рублей - штука.

А на следующее утро он нас сам отыскал. В руках у Майстренко синенькие полоски бумаги трепыхались. Это были билеты в цирк. Очень он любил жонглеров и наездников, клоунов и силачей, просто всю эту цирковую обстановку. Тер руки, когда смотрел, радовался, подпрыгивал, чистый ребенок, а не могучий "козак", руководитель громадного совхоза. Да и сам цирк устраивал. О нем много рассказов ходит. Я один, характерный, поведаю.

Дед не терпел пьяниц, курящих. И вот я видела, как в "Круглике", на "Острове Доброго Деда" он отчитывал молодого специалиста. За что? Оказывается, тот два дня не был на работе, гулял. И водочку употреблял.

Рядом с агрономом или механиком, не помню, ежилась бедняжка -жена.

Дед обратился к ней: "Приходи завтра вместе с вот этим (кивок в сторону провинившегося) в контору и лекарство своё захвати.

- Какое? - робеет молодая женщина. Голос еле слышен.

- Какое, какое, сама знаешь - лозину!

Алексей Исаевич меня окликнул: "Раиса Семеновна, а нет ли у вас красивой аптекарской упаковки для дрючка?"

Дальше уже Раиса Семеновна знает по рассказам.

Утром агроном приплелся, удрученный. Жена следом. Алексей Исаевич строг: "Принесла, лозину - то!"

- Угу!

- Оставь её на память. Это у тебя первая мебель будет в новой квартире.

И Майстренко протягивает ордер на жилье, с улыбкой в сторону своего специалиста: "Про лекарство помни!"

Глава 1-4, глава 5-9, глава 9-14, глава 15-20,глава 21-26, фотоальбом А.И. Майстренко